Почти тридцать лет назад первая украинская АЭС - Чернобыльская - дала первый ток. С
тех пор Припять унесла в Днепр много воды, станция пережила все
предусмотренные судьбой взлеты и падения. Сегодня на ЧАЭС продолжается
выгрузка топлива из реактора блока №3, полностью выгружено топливо из
реакторной установки блока №1, производится демонтаж оборудования,
которое неактуально для дальнейшего процесса выведения из эксплуатации
и обеспечения безопасности АЭС.
О первом пуске осталась только
память. И еще работают на станции те, кто может рассказать о том, каким
он был - первый пуск. Наш сегодняшний собеседник - инженер по ремонту
цеха обращения с отработавшим ядерным топливом ЧАЭС Виктор Гумин.
Для
справки. На момент аварии Виктор Федорович был старшим мастером по
подготовке топлива. Был заместителем начальника реакторного цеха, позже
- ведущим инженером по ремонту реакторных установок.
- В Советском
Союзе любой пуск значительного объекта всегда сопровождался большим
шумом, обставлялся торжественно. А что чувствовали вы, пуская первый
украинский атомный блок? - Знаете, этот блок лично для меня не был
первым. Для меня пуски шли один за другим. В 1962 году я уже работал в
центральном зале на Сибирской АЭС. После окончания брянского
технического училища попал в систему Средмаша - тогда несколько училищ
готовили специалистов для этой структуры. Так получилось, что я после
распределения попал в Томск. И попал на строительство двух новых
реакторов, которые мы тоже успешно пустили. Два года назад я ездил туда
на сорокалетие пуска… Эти реакторы и сегодня благополучно работают и
дают электроэнергию. Их планируют эксплуатировать и дальше. Они -
аналоги чернобыльских РБМК, уран-графитные, но ни у кого не возникает
сомнения в их надежности и долговечности. Просто нам, на Чернобыльской,
не повезло.
- На Чернобыльскую площадку вы приехали в 1975-м. За
плечами, как мы установили, несколько пусков блоков на других АЭС.
Поэтому пуск 26 сентября 1977-го для вас был… - И поэтому пуск для
меня был просто работой, а работу я привык выполнять хорошо. Тем более,
что работа на реакторе начинается не с момента пуска, а значительно
раньше. В августе мы уже загружали в реактор топливо. Что же до
ощущений - конечно, чувство праздника, чувство удовлетворения были. -
В 1986-м, в первые же послеаварийные дни, блоки ЧАЭС были остановлены.
Потом их вновь ввели в эксплуатацию. Но об этом сегодня мало говорят.
Скажите, какой из пусков был более волнующим - торжественный, 26
сентября 1977 года, или те, что происходили в 1986-1987 годах, после
аварии? - Трудный вопрос… Наверное, все же послеаварийные. Мы, все,
кто работал на реакторах, поняли, что они такое на самом деле и какие
последствия могут иметь любые нерегламентные действия при управлении
ими. Это налагало дополнительную ответственность. Но словами те чувства
не передать…
- Как-то довелось читать, что операторы американской
АЭС, которым выпало пускать реактор после аварии, несравнимой с той,
что произошла у нас, испытывали самый настоящий страх, неловкость,
неуверенность перед пуском. У вас тоже такое было?
- Да, я тоже об
этом читал… Но, думаю, наши люди просто воспитаны в другом духе - мы
продолжали верить в надежность реакторов РБМК. Ведь это уже много позже
было признано, что у реактора были конструктивные недоработки, в том
числе приведшие к аварии. А вначале все списали на, обидно говорить,
неграмотность персонала. Это мы сейчас знаем, что многое на самом деле
было не так. Поэтому, как вы понимаете, сомнений в том, что наши
реакторы могут работать безаварийно и их эксплуатацию стоит продолжать,
- не было. Да и, кроме того, после аварии ЧАЭС первой вступила на путь
повышения безопасности, именно у нас в первую очередь внедрялись все
системы. К примеру, произошел инцидент на ЛАЭС - наша станция была
остановлена для замены отдельных конструктивных деталей. А их на каждом
реакторе по 2800 штук. А их еще надо было изготовить… В общем, после
аварии 1986-го подход к вопросам безопасности был совершенно другой, и
на ЧАЭС внедрена совсем иная система безопасности - так что
окончательный останов в 2000 году был тем более обиден и болезнен. Да
что говорить! Повторюсь: просто нам не повезло…
